Онлайн
Известная писательница, переводчица и публицист Серебряного века русской поэзии Нина Николаевна Берберова жила и творила в основном в эмиграции. Она, по сути, - «землячка» Рафаэла и Керовбэ Патканянов, Микаэла Налбандяна, Мартироса Сарьяна, Мариэтты Шагинян, Григора Шилтяна и многих других уроженцев Дона, внесших неоценимую и весомую лепту в армяно-русские культурно-общественные отношения. Дочь известного и состоятельного новонахичеванца Берберова (Берберяна) и простой, ничем не примечательной русской женщины Карауловой, так и «не принятой до конца» армянской родней…
Нина Николаевна Берберова родилась 8 августа 1901 года в Санкт-Петербурге – вдали от донских вод и тем более от исторических армянских символов-святынь – Аракса и Арарата. «Голос крови» заговорил в ней, правда, не сразу – лишь в нашумевшем позднем сочинении «Курсив мой», где она поделилась впечатляющими воспоминаниями о своих «мощно-отцовских» армянских корнях.
В 1919 году Берберова с семьей переехала из Петербурга в Ростов-на-Дону. Там она обучилась на историко-филологическом факультете Донского университета, а в 1921 году вернулась в Петербург.
В 1921 году Берберову познакомили с русским поэтом и литературным критиком Николаем Гумилевым. Считается, что красавица-армянка стала последней любовью знаменитого поэта, однако он ей не понравился и общение вскоре прекратилось.
В 1922 году Нина Берберова с первым мужем, известным русским поэтом Владиславом Ходасевичем эмигрирует в Европу. Через несколько лет совместного проживания супруги разводятся.
Нина Берберова с мужем Владиславом Ходасевичем в Сорренто, 1925г
Парижский период эмиграции Берберовой начался в 1925 году. На протяжении 15 лет поэтесса сотрудничала с газетой «Последние новости», издав три книги: «Повелительница», «Без заката», «Последние и первые». В оккупированной нацистами столице Франции Берберова пережила Вторую мировую вместе со вторым мужем — художником Николаем Макеевым.
В 1950 году Берберова переехала в Нью-Йорк, где работала в архиве. Спустя четыре года она вышла замуж за пианиста Георгия Кочевицкого. С 1958 года занималась преподавательской деятельностью в Йельском и Принстонском университетах вплоть до выхода на пенсию в 1971 году. В 1958-1968 годах она была членом редколлегии литературного альманаха «Мосты», издававшегося в Мюнхене.
В 1969 году Нина Берберова, которая называла себя «чугунной женщиной», а друзья – «железной», издает скандальную в литературных кругах автобиографию «Курсив мой», в которой рассказала о своих корнях и жизни.
Книга дает уникальную панораму интеллектуальной и художественной жизни русской эмиграции в период между двумя мировыми войнами. Она содержит ценные мемуарные свидетельства (особенно о муже – Ходасевиче), разборы творчества видных писателей русского зарубежья (Набоков и др.), замечательные «вкрапления» об армянах, армянских «характерах и типах» ее новонахичеванской родни…
О своем происхождении Нина Берберова пишет: «Я несу как дар судьбы то обстоятельство, что две крови — армянская, южная, и русская, северная, слились во мне и во многом с детства обусловили меня. Эта противоположность, как и целый ряд других противоположностей и даже противоречий, которые я видела и знала в себе, постепенно перестали быть для меня причиной конфликтов: я стала ощущать их как соединение полярностей и сознательно стала радоваться себе как «шву». Дед мой со стороны отца, Иван Минаевич Берберов, был потомком тех безымянных армян, которые в силу сложного исторического процесса в середине восемнадцатого века оказались на южном берегу Крыма…»
Далее Берберова дает исторический экскурс, как крымские армяне оказались на берегах Дона, как основали и обустроили здесь армянский город Нахичевань и пять армянских сел вокруг, затем вновь возвращается к своим корням. «Дела армян на новом месте пошли завидно хорошо, - продолжает Берберова. - Деда Ивана Минаевича его отец (видимо, имевший средства) послал в конце 1850-х годов учиться медицине в Париж… Из Парижа дед вернулся врачом, женился, имел семь сыновей и одну дочь и стал известен в округе как доктор-бессребреник, образованнейший из людей своего поколения, обитателей этого — не губернского и не уездного, но какого-то особого, не похожего на другие южнорусские центры — городка. Из семи его сыновей мой отец, Николай Иванович, был третьим. Все мальчики были постепенно высланы в Москву учиться в Лазаревском институте восточных языков… После Лазаревского института все постепенно выходили в университет. Меня всегда восхищала в детстве та симметрия, с которой они каждые два года … сдавали государственные экзамены и выходили в люди стройным рядом всевозможных профессий, словно на подбор: врач, адвокат, математик, журналист, банкир и т.д. И на семейной группе они стояли плечом к плечу: один в штатском, двое других в университетских мундирах, трое в курточках Лазаревского института и один — на коленях у бабушки, в кружевном воротничке, все … рослые, прямые, красивые, старшие — с черными бородами и огненными глазами, младшие — с серьезными лицами, большеглазые и мрачные»…
…«Дедушка Иван Минаевич жил на другом конце России… Это был первый европеец, с которым я столкнулась в жизни … В черном с иголочки сюртуке и белом атласном галстуке, надушенный, расчесанный, он появлялся к утреннему чаю и окидывал быстрым, до самой смерти острым взглядом стол, который ломился от сливок, пирожков, булочек…масла, икры паюсной… балыка, ветчины… колбас, сыров со слезой — он окидывал все это пронзительным взглядом и пил свой стакан чаю с лимоном и сухарем, так как приблизительно в это именно время у него начался, как говорилось в доме, «бзик» касательно того, что, чем меньше есть, тем лучше… «Общество», к которому всю свою жизнь принадлежал дед, было общество армянское»….
… «Разницу двух пород я оценила очень рано: лет восьми я поняла, что происхожу из двух различных, хотя и не враждебных миров... С армянской стороны был целый ряд характеров своеобразных и жизней и судеб оригинальнейших. Эта необщность, как я поняла позднее, была заложена в самих людях, в их жизненной энергии, в их могучих желаниях, в их постоянном сознании, что ничего не дается само, ничего не делается само и что каждый день есть особый день. У них была горячая кровь, сильные страсти, среди них были отъявленные картежники… и передовые люди, боровшиеся за идеи, им дорогие, именами которых были позже названы улицы городов свободной Армении (в 1917 году); среди них были женолюбы, донжуаны… Они бушевали в жизни еще, может быть, и потому, что предки их не спали на боку под портретами царей при зажженной лампаде, но продвигались веками от персидской границы к месопотамской границе, по берегам Черного моря, чтобы возродиться у устья Дона и стать через сто лет аристократией города — денежной и интеллектуальной…»…
Говоря о материнской стороне, Берберова в «Курсиве…» вспоминает: «В очень русской, очень православной, очень патриархальной семье брак моей матери с моим отцом был воспринят как удар, от которого оправились не скоро. Армянская вера отца казалась чем-то чужим, а сам он — почти иностранцем, южный темперамент внушал опасение; неизвестно откуда пришедший человек, тем не менее, не был отвергнут. Оба любили друг друга, и любили всю жизнь и не расставались никогда, пока не развела их смерть. Если семья моей матери с трудом примирилась с тем, что она вышла замуж за «чужестранца», то для семьи моего отца это было гораздо сложнее: принять в семью русскую, отцу иметь от нее русских детей — это считалось изменой Армении. Но, конечно, ни та, ни другая сторона запрета не наложила. Свадьба состоялась в январе 1900 года…»
Вспоминая отца, Нина Берберова с восхищением и благоговением пишет о нем: «...Окончив Московский университет по физико-математическому факультету, мой отец колебался, идти ли дальше по специальности или поступать на государственную службу. Он выбрал второе, уехал в Петербург и поступил в министерство финансов… К 1917 году он оказался в чине статского советника, чиновником особых поручений при последнем министре финансов… Он никогда не был для меня олицетворением власти, силы, авторитета, воли, и потому я так любила его. Между тем, уж конечно, в нем не было ничего женственного и слабого, безвольного и вялого, он и теперь, когда я пишу о нем, кажется мне воплощением мужского, и только мужского начала, и я не часто в жизни встречала такого цельного в этом смысле человека среди людей не только моего, но даже и его поколения...».
Берберова вспоминает последние дни своего отца. «Небольшим усилием воображения, - пишет на закате жизни писательница, - я могу еще раз увидеть его, но уже так, что он меня не видит. Я вижу Ленинград зимой 1941-1942 года… я вижу моего отца, теперь совсем маленького, худенького, в глубоком снегу, белого, как этот снег, с кастрюлькой в руке, идущего к невской проруби, скользящего по льду улицы … я вижу, как он возвращается и топит железную печку, медленно, с усилием выламывая паркет в темноте вымершей квартиры. Я вижу потом, как обоих, мою мать и отца, эвакуируют. Она умирает в пути. Он выживает. И где-то в провинции его оставляют — у чужих людей, в чужом месте, совершенно одного. Где? …И там он живет несколько месяцев и умирает. И единственное место, где он живет сейчас, — это моя память».
***
В 1981 году вышла одна из значительных работ Берберовой – «Железная женщина» о женщине-авантюристке Марии Закревской-Бенкендорф-Будберг. Книга получила колоссальную известность и множество положительных откликов. В 1989 Берберова ненадолго приезжала в «перестроечную» Россию (советскую она открыто недолюбливала), встречалась с литературными критиками и читателями.
Нина Берберова в Москве, сентябрь, 1989г
В 1991 году писательница переехала из Принстона в Филадельфию и жила там до самой смерти 26 сентября 1993 года. Прах Нины Берберовой был развеян в Париже и США — на территории Йельского и Принстонского университетов и над рекой Делавер в Филадельфии. Обширный архив писательницы, включающий переписку с И. А. Буниным, З. Н. Гиппиус, Д. С. Мережковским, А. И. Куприным, М. И. Цветаевой и другими, хранится в библиотеке Йельского университета.
Знаменитый русский поэт Андрей Вознесенский своей знакомой Нине Берберовой посвятил стихотворение в 1988 году, в котором назвал ее «Мисс Серебряный век».
Сегодня именем Нины Берберовой во французском городе Арль названа площадь, на которой располагается издательство «Actes Sud», постоянным автором которого она была.
В публикации использованы материалы издания noev-kovcheg.
