Джироламо Франческо Мария Маццола вошел в историю живописи под прозвищем Пармиджанино. Итальянский художник и гравер эпохи Ренессанса, работал в стиле маньеризма. Он рано снискал славу, был поклонником и продолжателем идей Микеланджело и Рафаэля. Но, увлекшись экспериментами с алхимией, стремительно «эволюционировал» из многообещающего молодого художника в разочарованного и оторванного от жизни старика.
«Мадонна с длинной шеей» - одна из последних работ мастера
Франческо Пармиджанино. Мадонна с длинной шеей. 1534—1540г
Как и прочим деятелям ренессансного искусства, итальянцу Пармиджанино нередко приходилось иметь дело с написанием сюжетов из жизни Святого семейства. Неоднократно писал он и Мадонну с Младенцем – это были штучные работы, верстовые столбы, помечавшие открытие новых форм отражения его рафинированного взгляда на красоту.
Область поисков Пармиджанино в отношении Богородицы лежала в возвращении ей той неотмирности, которую она утратила стараниями живописцев Возрождения: они предавали ей более человечный, приземленный облик, чем та недосягаемая божественная природа, которой наделяли Мадонну средневековые художники.
Пармиджанино почти всегда пишет своих Мадонн с полуприкрытыми веками, что придает им кротость и целомудрие. Будь то изящная, но «сомнительная» с религиозной точки зрения «Мадонна с розой», с которой тотчас было написано 50 копий (настолько она стала популярной).
Франческо Пармиджанино. Мадонна с розой, 1530г
Или куда больше приближенная к иконописным стандартам, возвышенная и умиротворенная «Мадонна с младенцем».
Франческо Пармиджанино. Мадонна с младенцем
Также, как и аристократично-утонченная «Мадонна с пророком Захарией».
Франческо Пармиджанино. Мадонна на троне, св. Захария, св. Иоанн Креститель и св. Мария Магдалина, 1530г
История создания «Мадонны с длинной шеей»
Пармиджанино приступил к работе над картиной в 1534 году по заказу Елены Тальяферри, сестры его близкого товарища Энрико Байардо. Задумана она была для семейной капеллы в базилике Санта Мария деи Серви, что принадлежала ордену францисканцев. Спустя шесть лет, на момент смерти художника, работа так и не была окончена. Проведя еще два года в его мастерской, «Мадонна» все-таки отправилась в капеллу Тальяферри и заняла свое законное место.
По версии Вазари, Пармиджанино не смог дописать картину из-за того, что та его «не вполне удовлетворяла». Существуют и более современные версии, предполагающие, что таким образом живописец умышленно хотел подчеркнуть невозможность достижения идеала и бесконечность стремления к нему.
Независимо от причин, колонны за спиной Богородицы уходят в никуда, а вместо лица шестого ангела зияет лишь размытый зловещий набросок. Согласно сохранившимся эскизам, в компанию святому Иерониму Пармиджанино планировал написать святого Франциска – но и от того осталась только еле заметная наметка ноги.
По мнению некоторых исследователей, моделью для длинношеей Мадонны стала итальянская аристократка Паола Гонзага. Ранее, в 1524 году, Пармиджанино уже запечатлел высокую покровительницу искусств на фреске «История Дианы и Актеона» в родовом замке графов Санвитале (фамилия Паолы по мужу). Хозяйка фамильной резиденции предстает на ней в образе Цереры, древнеримской богини плодородия.
Паола Гонзага в образе Цереры. Фрагмент фрески «История Дианы и Актеона» кисти Пармиджанино (1524). Замок Санвитале
Чистая эссенция маньеризма
В стремлении преодолеть зашедшие в тупик клише ренессансной живописи, Пармиджанино прибегает ко всем доступным на тот момент уловкам. Подобно бунтующему подростку, делающему все наперекор устаревшим взглядам предков, он искажает перспективу (несоизмеримо миниатюрная фигура святого Иеронима у подножия трона, на котором восседает Мария). Сбивает в кучу персонажей на левой стороне полотна, оставляя для равновесия лишь колонну на правой. Максимально удлиняет и округляет пропорции тел, практически лишая пальцы Мадонны намека на кости и суставы.
Франческо Пармиджанино. Мадонна с длинной шеей. Фрагмент
Все это парадоксальным образом работает не только на придание изображению гипнотизирующей текучести затейливо перекликающихся линий. Но помещает сцену за пределы земного пространства, где не имеют силы аксиомы Евклидовой геометрии, а всё живое и неживое подчиняется законам нездешней, сверхъестественной грации.
Странным сном спит Младенец на коленях Матери. Его неестественная поза с ниспадающей, словно вывернутой из плечевого сустава рукой, отсылает к классической иконографии пьеты (от итал. pietà – «жалость») – изображению оплакивания девой Марией мертвого Христа, которого она держит на коленях. Так в одной точке встречаются настоящее и будущее: живописец предвосхищает уготованную Христу участь.
Франческо Пармиджанино. Мадонна с длинной шеей. Фрагмент
Что говорит «Мадонна с длинной шеей» о Пармиджанино, художнике и алхимике
«Мадонна с Младенцем, ангелами и пророком» (еще одно название картины) – своеобразный символ и вместе с тем – итог жизни живописца, апогей его творческого поиска. Здесь он доводит до совершенства фирменную змеевидную грацию и заодно, желая того или нет, задает направление для будущих новаторов, играющих на поле сюрреализма.
«Мадонна с длинной шеей» – одновременно оправдательный акт в подшивке прижизненных деяний художника Пармиджанино и приговор ему.
Франческо Пармиджанино. Мадонна с длинной шеей. Фрагмент
Сосуд для алхимических экспериментов в руках одного из ангелов изображен не только затем, чтоб рифмоваться с его обнаженным бедром и отзеркаливать образ Богоматери как бесценный сосуд, что дал жизнь Богочеловеку. Ртуть, для которой предназначается эта «ваза Гермеса», – убийца Пармиджанино-алхимика, так и не нашедшего сил отказаться от идеи найти способ укрощения строптивого текучего металла и, возможно, причина, по которой работа так и не была окончена.
Франческо Пармиджанино. Мадонна с длинной шеей. Фрагмент
Незавершенный шедевр с вызывающе ассиметричной архитектоникой и доведенной до грани допустимого маньеристской анатомией фигур фиксирует новаторство и талант художника на самом взлете и тут же сообщает о его трагическом падении. Эпитафией к этому памятнику просятся слова Вазари: «О, если бы только Господь пожелал, чтобы он продолжал заниматься живописью, а не увлекался мечтой заморозить ртуть, ради приобретения богатств, больших, чем какими наделили его природа и небо! Ведь в таком случае он стал бы в живописи поистине единственным и несравненным. Он же в поисках того, чего найти никогда не мог, потерял время, опозорил свое искусство и погубил жизнь свою и славу».
По материалам artchive.