Онлайн
Александр Грин — мечтатель-романтик, рассказавший, что человек своими руками способен творить чудеса. Его повесть-феерия «Алые паруса» и роман «Бегущая по волнам» уносят читателя в морские дали — навстречу мечте, счастью. «Я делаю то, что существует, как старинное представление о прекрасном-несбыточном, и что, по существу, так же сбыточно и возможно, как загородная прогулка», — говорит Грэй, воплотивший мечту Ассоль.
Но, как это порой ошибочно может показаться, писатель-романтик, грезящий о стране-мечте, вовсе не оторван от реальности. Действительность, подчас жестокая и немилосердная, видится ему острее, чем «реалистам». Он чуток к любым ее проявлениям.
Александр Грин и его любимый ястреб Гуль, 1929. Ему посвящен рассказ писателя «История одного ястреба»
В биографии Александра Грина есть немало интересных, ярких моментов, раскрывающих его как сильную и яркую личность. Будущий писатель родился 11 (23) августа 1880 г., в г. Слободской Вятской губернии в семье Гриневских. Его отец, польский шляхтич, был участником Январского восстания, за что его сослали в Томскую губернию.
Читать он выучился в шестилетнем возрасте. С самого детства он «болел» морем и мечтал стать матросом. Несколько раз маленький Саша даже предпринимал попытки бежать из дома.
В 1889 г. Саша поступил в подготовительный класс местного реального училища. Там и «родилось» прозвище «Грин», ставшее впоследствии его литературным псевдонимом. Учился Александр скверно и, по воспоминаниям современников, был «отпетым хулиганом».
Когда юноше исполнилось пятнадцать лет, его мать скончалась от туберкулеза. Женившись второй раз, отец отдалился от сына, и юный Грин был вынужден начать самостоятельную жизнь.
В 1906–1908 гг. в жизни А. Грина наступил перелом. Летом 1906 г. из-под его пера вышли два рассказа, которые были опубликованы осенью этого же года. Жанр ранних рассказов был определен как «агитброшюра». Они были посвящены солдатам царской армии, которые после революции 1905 г. часто устраивали кровавые карательные рейды. Гонорар начинающий писатель получил, но весь тираж был уничтожен.
В начале 1908 г. Грин выпустил свой первый сборник. Большая часть сборника была посвящена эсерам.
В 1910 г. писатель выпустил второй сборник. Большую часть его составляли рассказы, написанные в жанре реализма. Проявив себя, как подающий надежды писатель, он познакомился с М. Кузьминым, В. Брюсовым, Л. Андреевым, А. Толстым.
Преимущественно писатель публиковался в «малой» прессе. Его рассказы издавались в «Биржевых ведомостях», «Ниве», «Родине». Иногда он публиковался в «Современном мире» и «Русской мысли».
В 1914 г. Александр Грин стал сотрудничать с журналом «Новый сатирикон». Этот журнал опубликовал его сборник «Происшествие на улице Пса». В итоге журнал, как и прочие оппозиционные издания, был закрыт. (Это произошло в 1918 г. Грин был арестован и едва избежал расстрела).
Разразившаяся Первая мировая война стала потрясением для Александра Грина — в его вымышленной стране, «Земле Грина», подобному не могло быть места.
Грин пишет небольшой цикл антивоенных стихотворений под названием «Военный узор», из-под его пера выходят антивоенные рассказы. В них он протестует против ужасов войны, бессмысленных человеческих страданий.
Ночь
В ночной дозор идут пикеты.
Все спит. Загадочна луна.
Во сне все тот же сон: война.
Ночные тени… Полусветы.
Печальный крик лесной совы
Да храп усталой головы…
В ряду антивоенных рассказов Александра Грина стоит и «Армянин Тинтос», написанный в 1915 году. В центре повествования — пожилой армянин, пораженный ужасами, которые принесла его народу кровавая война.
Рассказ «Армянин Тинтос» малоизвестен сегодняшнему читателю. Недавно издательство «Престиж Бук» восполнило этот пробел. Им было выпущено трехтомное собрание сочинений Александра Грина, объединившее его новеллистику: представлены распыленные по затерянным газетам и журналам рассказы.
Александр Грин
Армянин Тинтос
Это был пожилой армянин: носатый, с черными глазами навыкате, широкоплечий, умный и немного льстивый. Льстивость не мешала ему, однако, когда это было нужно, держать себя с достоинством. Он торговал коврами и кавказскими изделиями в одном из столичных рынков. Мы были приятелями. Частенько я заходил к нему в теплушку, заднее помещение лавки, где, на простом, клеенчатом столе, обыкновенно подавалось красное, крепкое вино, какие-то мучнистые сладости и фисташки.
С начала войны Тинтос все чаще и чаще встречал меня словами: «Режут, режут, опять наших порезали!» и совал мне в руки газету, где, меж других лихорадочно-торопливо-сжатых военных сообщений стояло несколько строк, гласивших, что там-то и там-то зарезано, искалечено и изнасиловано столько-то армянских душ обоего пола. Тинтос говорил, залпом опоражнивая стакан:
— Когда всех порежут, тогда спокойные будут.
— А вы, Тинтос, видали когда-нибудь эти штуки?
— Нэ видал, слава Богу. А минэ тетка гаварыла: балшой зверь в чэлавэке сыдыт. Так, гаварыт, кровь, как вино из бурдюка, бэжит.
— А вы не думаете идти на войну, Тинтос?
— Как пайдош, добрий человэк… семьыя, лавка…
Однажды я месяца два не заходил к Тинтосу и, придя вечером, столкнулся с Тинтосом в дверях теплушки. Он был бледен и пьян. Резко дернув меня за плечо, так, что я невольно сел на стуле, Тинтос швырнул мне газету и так ткнул в нее пальцем, что прорвал бумагу.
— Чытай, пжалста, как турки работают! Шыстсот тысач!
Я прочитал, что, по общему подсчету, за все время войны, в разных местах Турецкой Армении, Малоазиатской и Европейской Турции вырезано мужчин, женщин и детей-армян — около шестисот тысяч.
— Да! — сказал я. — Да-а!
— Нэт! Это ныльзя тырпеть! — вскричал Тинтос. По-видимому, цифра итога страшно поразила и потрясла его. — Абязательна нада кончать эти дело! Нэ магу терпеть! — И он так ударил кулаком по столу, что отскочила доска.
На следующий день я узнал о поступлении Тинтоса добровольцем в кавказскую армию. А месяца через три, обходя ряд лазаретов, в одном из них неожиданно наткнулся на Тинтоса. Обросший бородой, исхудалый, без руки, лежал он под серым одеялом и, улыбаясь мне, закричал:
— Ай! Гора на гору нэ пашол, а чэловек за чэлавэком всегда встретился!
Мы обрадовались друг другу и разговорились. Я, между прочим, спросил:
— Ну, что, видели, как режут армян турки?
Тинтос вдруг побледнел и горько, беспомощно зарыдал.
— Нэ спрашивай, — через силу сказал он: — что видел — нэльзя рассказать. Лучше еще рука, отдам, только не проси рассказать! Рассказать нельзя. Плакать можно.
В публикации использованы материалы armmuseum.
