Онлайн
Сирень
За день до его отъезда мы были приглашены на обед к Алиханянам. Иосиф был поражен и коттеджем, и садом, и вообще условиями жизни, в которых жил элитарный советский ученый. Я лично считал, что А. И. Алиханян заслуживает всего того, что имеет, так как в нашем городке даже уборщицы жили лучше, чем население города Еревана, где часто не было воды целый день или не топили, а квартиры в жилых массивах напоминали клетушки. А наша жизнь на ЭКУ была такой, потому что Алиханян не только сумел добиться огромных капиталовложений в Армению, но и с превеликой пользой для своих сотрудников использовал эти средства.
День был очень теплый, и Марина распорядилась, чтобы подавали обед в саду, в беседке. Она пригласила и Ромку — собралась обычная наша компания этих дней.
А. И. за столом привык говорить один, и чтобы все с умилением его слушали. Пока он вспоминал о своей дружбе с Зощенко и Шостаковичем, Иосиф с интересом слушал, так как А. И. рассказывал довольно интересные истории. Например, о том, как опальному Шостаковичу позвонил Сталин, когда тому понадобился представитель от СССР на Всемирном Совете Мира в Стокгольме. А в это время Алиханян с Шостаковичем сидели на ковре. И так получилось, что когда Дмитрию Дмитриевичу передали телефон, он стал говорить со Сталиным, стоя на коленях, чего даже не заметил. Ну и разные такие истории. Иногда А. И. расспрашивал его об Анне Андреевне, с которой был знаком, и Иосиф с готовностью рассказывал ленинградские истории.
В процессе беседы А. И. несколько раз упомянул Лилю Юрьевну Брик. В очередной раз он не успел еще договорить, как Иосиф вскочил и прервал его:
— Не говорите при мне об этой шлюхе. Она мне противна.
Мы все перепугались и уже думали, что Иосиф испортил обед в этот весенний день в саду, где цвели сирень и абрикосовые деревья и где с таким почтением все относились к нему. Все же он сорвался, хотя я его предупреждал, что А. И. связывает с Лилей Брик многолетняя дружба, и чтобы он был осторожен в выражениях и не заводил разговора о ней. Иосиф не выносил ее.
Мы знали А. И. хорошо и ожидали резкой реакции, вплоть до того, что он прогонит Иосифа из дома. Действительно, краска выступила на щеках у А. И. Но он сдержал себя, заметив:
— Вы так говорите, потому что не знали ее и судите о ней поверхностно и по сплетням. И все же, если вам неприятно, поговорим о другом.
Мне кажется, что это был первый и последний случай, когда А. И. простил кому-то бестактность. А. И. никогда не обсуждал со мной этого, так как он, по-видимому, заранее все простил Иосифу. И был прав, и все мы были ему благодарны.
Иосиф почитал несколько стихотворений, но явно был не настроен на чтение. Мне кажется, у него уже было предотъездное настроение, и он впал в меланхолию. Ему было хорошо у нас, однако предстояло решать вопрос об отъезде на Запад, поэтому ой как не хотелось возвращаться в Питер.
Марина предложила сфотографироваться на память, и на фотографиях видно, что Иосиф продолжал оставаться меланхоличным в тот день, хотя старался соответствовать общему радостному настроению. Я чувствовал, что он никак не может расковаться. Когда мы вернулись домой, Иосиф сказал:
— Я приглашаю вас на свой день рождения, будет много народу. Но предупреждаю, что обычно я знаю не всех гостей и поэтому не могу сказать, кто из них… — тут он выразительно постучал по столу.
На следующий день у Алиханянов в саду был собран огромный букет сирени, и когда внизу прогудела машина и мы спустились, Иосифа ждал этот букет. Уже в машине он прослезился и сказал:
— Меня впервые принимали как поэта, — и тут же добавил вызывающе, — Серж, передай этому своему академику, что и я академик. Меня недавно вместе с Шостаковичем избрали в Баварскую Академию Искусств.
Откуда в 32 года у этого умнейшего человека эта детскость, это подростковое желание петушиться. Поэт.
В первой машине ехали Марина и А. И., которые после проводов должны были поехать дальше в Эчмиадзин, а во второй были Нелли, Иосиф и я. Почему-то Сако вез Алиханянов, а с нами поехал другой шофер, веселый лихач. Как Иосиф почувствовал это, я не знаю, но, обращаясь к шоферу, он сказал:
— Так и будем плестись за ними? Я люблю быструю езду.
Шофер, который едва знал русский язык, как-то стразу усек, что от него требуется. Обогнав первую машину, он понесся. У Иосифа от возбуждения на щеках выступили розовые пятна, он нервно хихикал, а я подумал, что нам каюк.
Эпилог
Позже наши общие ленинградские друзья рассказали нам, что часть букета Иосиф раздал стюардессам, а оставшийся большой букет отдал ошеломленной американке (своей подруге), которая встречала его в аэропорту. Запомнились еще повторяемые восклицания:
— Это что же вы с ним сотворили? Это был не Иосиф: умиротворенный, ублаженный, словом, совсем другой человек. И мы это чувствовали, что Иосиф получил в Ереване заряд бодрости и веры в будущее.
24 мая, в день его рождения, мы позвонили ему домой и снова услышали его наставления, что нам не следует так открыто проявлять внимание к нему, опальному. Он искренне верил в возвращение худших времен. Он говорил, но часто отвлекался. Иосиф уже был в другом, ленинградском мире и с другими заботами.
Потом Запад и письмо. Это был последний отголосок прежних отношений. Через 18 лет я написал ему письмо в Нью-Йорк и просил узнать, каковы условия приема в аспирантуру на классическое отделение Колумбийского университета. Зара заканчивала МГУ, и ей хотелось продолжить свое образование. Ответа не последовало. В общем-то и не нужно было. Через пару лет Зара сама сумела стать аспирантом с полным обеспечением на классическом отделении Колумбийского университета.
А за два года до этого я приехал в Нью-Йорк, чтобы вскоре уехать в Чикаго по международному гранту. Я снял квартиру с помощью замечательных людей и вскоре позвонил ему, кажется, в Амхерст. Кто-то сказал, что его нет и ему будет передано, что я звонил. Так случилось, что грант задерживался, деньги у меня кончились, и я оказался на скамейке Центрального парка. Благо мир не без добрых людей, меня приютили, и вскоре я уехал в Чикаго отрабатывать свой грант. Так мы с ним и не увиделись в Америке.
Нелли и Зара были на панихиде, а я не нашел в себе сил присоединиться к ним. Мне не хотелось расставаться с прежним Иосифом Бродским. Он для меня навсегда остался в сиреневом Ереване, вдохновенно читающим свои прекрасные стихи.
Источник: proza.ru.
