Онлайн
С приближением зимы «Армавир» мрачнеет. Монолитный бетон все же не камень и не дерево. В нем нет природы, нет жизни – пусть мертвой, окаменевшей, одеревеневшей. В тюрьме это важно.
Важно, когда знаешь, что туф в кладке стены – часть утраченной нескованной воли. Важны детали из дерева – оконная рама, столешница, скамья, пол. Важно все, что до ареста радовало глаз и душу в той далекой от действительности обстановке. По каким-то глубоким скрытым причинам это нам важно.
В «Армавире» безжизненно все – все из железобетона, пластмассы, стекла, алюминия. Нечеловечески холодная чужая среда. Она создает свою атмосферу. Из людей и вещей. Наверное, так и задумано. Ради контраста, ради того, чтобы мы осознали ценность потери. И мы осознаём.
За пять месяцев в этой тюрьме меняю третью камеру. Из-за сырости, плесени. Десять дней в новой, якобы отремонтированной, и уже свежая краска отслоилась, вновь показалась плесень, пол заливает вода. Преддверие холодов усугубляет ситуацию.
Сейчас, пока исправят неполадки, переводят в соседнее помещение. Что дальше – непонятно. Такое во многих камерах тюрьмы, построенной совсем недавно.
На какие шиши построенной, спрашивается?
Ну да, вы правильно догадались: коррупция. Вот она – под носом, далеко ходить не надо. Современная по-европейским стандартам тюрьма – гордость третьего президента Армении. На песочном фундаменте. Все на тяп-ляп.
Столы, шкафы собираем сами – из остатков старой мебели. Стены осыпаются. Пол крошится. Никакой гидроизоляции, как писал выше. Да и снаружи не лучше.
Внешне тюремный комплекс симпатичен. Серые стены, обрамленные плитами цвета кирпича. Но это облицовка. Она отваливается на головы прогуливающихся зэков. Как и облицовка, опоясывающая фундамент, падает обломками под ноги.
«Нубарашен» стоит больше сорока лет и простоит столько же. Да и «Горис» отстроен еще царями. А от президентской гордости двадцать первого века скоро останутся руины. Потому что при постройке экономили на всем. На здоровье людей, в том числе.
Пребывание в стенах «Армавира» не для слабаков. Даже кратковременное. Железобетонная реальность не предназначена ни для работы, ни для проживания. О недовольстве тюремщиков я рассказывал. Условия, в которых они трудятся, очень плохие.
Сидельцам – хуже: мы в тупике. Вдыхаем плесень, выдыхаем плесень. К нам относятся как к животным – и требуют доказывать, что таковыми не являемся. Не всегда получается доказать – да и не у всех.
Безжизненность этих стен омертвляет. Давит на физику и на психику. Очень много больных, кашляющих, чихающих, охающих. Обычная простуда тянется месяцами, дает осложнения. Ковид или нет – мало кого интересует.
Ребята на полуоткрытом чуть ли не ежедневно выносят сушить постель и одежду. В прогулочный дворик на солнце. Матрасы, подушки, одежда впитывают влагу прямо из стен.
Преподаватели жалуются, что зимой холод бетона пронимает до самых костей. За два-четыре часа занятий. Наши же кости и плоть слились воедино – сопротивляясь пагубной атмосфере. Днями, годами.
А сколько пожизненников получили здесь инфаркт или умерли от чего-то! В «Нубарашене» они на здоровье не жаловались, занимались спортом. В «Армавире» быстро сдали. По живым это видно и внешне.
Вот когда можно понять китайцев, приговаривающих коррупционеров к смерти. Ведь за жадность чиновников расплачиваются обычные люди. Здоровьем и жизнью. И нередко в огромных масштабах.
Тюрьмы – часть правосудия. Но разве способны мертвые тюрьмы – оздоровлять, оживлять, исправлять, возвращать нас обратно в лоно цивилизации?
Вопрос риторический.
