Онлайн
«У каждого преступления, и у убийства, есть подготовительный период. Ничего не происходит просто так, на пустом месте. Когда осуждают – осуждают именно за эту обдуманность, злой умысел. Мы изучили сотни дел и…».
«Не у каждого преступления. Убийство случается и неумышленно, как авария. Но взыскивают по всей строгости».
«Нет. В таких случаях засчитывают аффект…».
«Не засчитывают, – я снова перебил преподавателя. – Примеров сколько угодно. У нас недавно парень освободился – он не готовился убивать. Пришел домой; узнал, что его дядя, родной брат отца, изнасиловал свою невестку – его маму; взял нож и зарезал насильника…».
«Бедняга отсидел десять лет, – поддержал другой заключенный. – С семнадцати – год в «малолетке», потом девять – на зоне. Аффект не засчитали, потому что в крови обнаружили алкоголь».
Остальные тоже вспомнили случаи, когда под горячую руку, казалось бы, свершалось возмездие – но по закону наказывалось как умышленное преступление. Заговорили о насилии вообще и о домашнем – в частности.
Преподаватель когда-то работала с жертвами домашнего насилия:
«Женщина нередко провоцирует мужчину. Может просто взять и плеснуть водой в лицо мужу. Или постороннему. Еще хуже – горячим кофе. Оскорбить словами».
«Так любое насилие можно оправдать, – заметил я. – Мол, жертва сама виновата».
«Не любое. Но с женщиной подобное случается. Вдобавок защищает мужа-насильника, когда того хотят привлечь к ответственности».
Преподавателю виднее, конечно. К тому же она – женщина. Но я даже не собираюсь рассматривать причину изнасилования мамы того семнадцатилетнего мальчика. Насильнику, в любом случае, нет оправдания. И судье – за его слишком суровый приговор.
«Ни о чем не жалею, – парню до освобождения оставалось неделя. – Я бы его снова зарезал, если б вдруг подонок оказался жив».
«А что судья? Никаких смягчающих обстоятельств? Аффект?».
«Нет. За день до этого я выпивал: уже не аффект. Я спросил судью: “А как бы он поступил на моем месте? Не зарезал бы?”. Тот ответил: “И я бы зарезал. Но закон есть закон”».
Обычный парень. До семнадцати лет о криминале только слышал. В двадцать семь – вышел из тюрьмы полностью осведомленным во всех делах, с говорящими наколками и горьким осадком на душе.
Мальчик стал мужчиной. В тюрьме. Убежден в собственной правоте. И впредь готов защищать честь свою и близких.
Иного законного и достойного выбора у мужчины нет.
