Онлайн
«Кайф бывает только в начале, – признался Гор. – Дальше колешься, чтобы избежать боли. Видишь походку? У меня суставы болят, не гнутся; каждый шаг – пытка, до испарины. И днем, и ночью. Спать не могу. Ломка проклятая».
Кто бы мог подумать! Как-то с ребятами про Гора говорили, мол, парень отличный, умный. Только походняк блатной, дерганный... А оказалось – это боль бывшего наркомана.
Знаете, что считается в Армении распространением наркотиков?
Послушайте меня: вот покурил ты марихуану с другом на пару; друг же оказался «и не друг, и не враг – а так»; свалил все на тебя: мол, знакомый бес попутал, угостил папиросой – дальше не помню.
А прокурору дальше и не надо. Гикос приехал! По головке не погладят. От трех начинается. И до пятнадцати. Зависит от вида и количества наркотика.
То есть, достаточно угостить одного человека – и тебе впаяют на полную за распространение.
«Легче за убийство срок отбывать, чем наркоманом, – Гор поморщился. – Третий год пичкают методоном. А он что, не наркотик, что ли? Такая же дрянь, только синтетическая. Не лечение, а издевательство. Две недели как отказался. Ломает по страшному. Но лучше так. Перекантуюсь как нибудь; больше никакого лекарства».
«Подумаешь, – возмутился читатель. – Скажи спасибо, что методон, а не пулю, как в Китае».
Уважаемый читатель, вы, конечно, праведник и тому подобное. Наркоман должен умереть. Но то, что позволено Китаю, даже Юпитеру запрещено. А отношение к человеку в Армении – проблема немного другого масштаба.
За два месяца здесь встретил уже несколько заключенных с явно завышенными сроками наказания. Несоразмерными с тем, что эти люди совершили. Мягко говоря – несоразмерными. Вы послушайте еще немного.
Сидит на корточках простой мужик, армянин. Приятный такой мужик. Крестьянин от земли. Годов под шестьдесят. Сидит во всех смыслах. Спрашиваю:
«Что натворил, Жирайр джан?».
«Да вот, с соседом косяк травки выкурили, пару затяжек».
Ну а дальше история про друга-недруга, который даже «не враг а так»: мол, оклеветал, якобы я его угостил. Соблазнил, попутал, чуть ли не заставил.
Следователь строгий, из под очков на Жирайра: «Да как ты мог? Родного соседа!».
И черным по белому, за милую душу на семь годков – да по наклонной. Кайф ловить.
«Жена, четверо детей. Еле-еле концы с концами сводят, – по голосу Жирайра и не догадаешься, насколько волнуется за свою семью. – А я здесь. Школьником заделался на старости лет. Учусь на курсах, глядишь – досрочно отпустят».
Не верит. По глазам вижу, что не верит в такую вероятность. Жизнь научила.
И Гор не верит. Посещал курсы, учился. Завершил. В спортивном объединении состоит. От методона отказался. Сила воли; здоровый образ жизни; лишь бы на свободу к семье.
«Ну и как администрация? – поинтересовался я. – Через столько пройти и выстоять – это же положительно. Что говорят наши психологи-социологи?».
«Ничего. По прежнему смотрят как на наркомана. С января следующего года могу подать на условно-досрочное. Но шансов мало».
Говорит, а самого словно ножом в сердце. Ломка. Вот прямо сейчас человек борется, у меня на глазах. Не за шанс выйти досрочно, – совсем не надеется. Борется за шанс выжить и жить дальше без боли. Ради себя и близких. Скажи мне, читатель, – как можно такое не оценить и не помочь?
Много примеров знаю, когда не выдержав даже десятой доли той боли, что переживает Гор, люди ломались. Брали на себя любое переступление. Предавали мать родную. Сдавали друзей. Либо предпочитали такой боли – смерть.
Ну а государство?
Оно, родимое, делает то, за что осудило несчастных. Рапространяет наркотики. Правда, не растительные, а синтетические. От души так, от сердца ребят угощает. Ничего не жалеет. Лишь бы сидели.
И в чем смысл?
