Завершил статью о наших буднях, собрался на полуденную молитву. Но не тут-то было!
В гости пожаловал праздник. Вошли трое о чем-то оживленно беседуя: представитель администрации, уже знакомый работник загса, и незнакомая молодая невеста. По наряду догадался.
Поздоровались со мной и сели, продолжая говорить.
«Неплохой парень. Только слишком погряз в разборках. Вы должны помочь ему выбраться, – напутствует невесту представитель власти. – Я со своей стороны делаю все возможное. Не слушается. Продолжает в том же духе».
«Да, конечно, – кивает головой девушка. – Думаю, у меня получится. Мы любим друг друга».
Вмешалась работник загса:
«Ну вот – создает семью. Это же положительный шаг? Поощрите его. Возможно?».
«Жизнь его уже поощрила, – представитель администрации показывает глазами на невесту. – Теперь пусть докажет, что достоин».
Девушка застенчиво улыбнулась.
В дверях показались еще двое. «Жених» – определил я одного по наколкам.
Тот поздоровался, поцеловал невесту. Работник загса сухо задала несколько вопросов. Ни торжественной речи, ни цветов, ни другой праздничной суеты. Грустно.
Молодые расписались, поцеловались. В воздухе повисли наши поздравления, какая-то неискренность, неловкость. Представитель администрации улыбнулся:
«Сейчас скажу библиотекарю, чтобы включил марш Мендельсона».
Невеста прижалась к заключенному:
«Я хотела кое-что принести. Но боялась, не разрешат».
Заметив вопросительные взгляды, добавила:
«Фотоаппарат. Хоть сфотографировались бы на память».
Офицер покачал головой:
«Это не в моей компетенции».
«Ничего, – успокоила работник загса. – Дай Бог вскоре освободитесь и насладитесь друг другом вживую».
Рассмеялись. На прощанье жених подарил девушке красивые белые четки. И праздник исчез вместе с ними. Да и был ли праздник-то?
Я тоже вышел, запер дверь в библиотеку, послужившей сегодня залом бракосочетаний. Тут-то и накрыли воспоминания о всех свадьбах заключенных за последние три десятилетия.
На стыке веков, долгое время, подобные церемонии в тюрьме «Нубарашен» были редкостью. Жених в обязательных кандалах, отделенный от суженной непреодолимой преградой из стекла и конвоя. Когда осужденный расписывался, за ним внимательно следили: а вдруг воспользуется ручкой как оружием.
О том, чтобы обнять и поцеловать новобрачную – зэка даже не мечтал. Только краткосрочные свидания через стекло. И только в присутствии десятков надзирателей. Все свои чувства и надежды молодые передавали взглядами.
Чуть лучше стало в 2003-м. Изменили меру наказания с расстрела на пожизненное. Признали за нами некоторые права человека. Разрешили обнимать родных. Раз в год, но целых три дня. Бракосочетания происходили часто.
Молодые ребята, осужденные умереть, выжили. Повзрослели, захотели создать семью. Получалось не очень. Не расцветала любовь, почему-то. Счастье и неволя несовместимы. Разводились, снова женились. Попытка за попыткой, как лепестки ромашки: любит-не любит.
На склоне горы, обращенном к тюрьме, невесты выкладывали из булыжников каменные сердца. Покрывали краской, собственными слезами. Но камень он и есть камень.
Не зря говорят: не порадуешься на свадьбе – всю жизнь в печали проживешь. Откуда ейвзяться, радости-то?
Я тоже в тюрьме женился. На подруге детства. И любовь есть, и дети. Разве что счастье наше я закопал глубоко-глубоко.
Расписывались мы хоть и в тюремном кабинете, но обстановка соответствовала. Невеста в свадебном платье и белой шляпе. Я – при всем параде, как и положено жениху. И обручальное кольцо для невесты, и шампанское по бокалу. Начальник разрешил сфотографироваться. Плюс три дня внеочередного длительного свидания. Ведь могут, когда хотят.
После нашей свадьбы другая невеста жаловалась моей жене, что даже костюм для мужа в день свадьбы не разрешили передать. Почему?
Почему единственный день в жизни не превратить для молодых в крепкую путеводную нить. Нить, которая не только их привяжет друг к другу, но и выведет на свободу, к счастью.
Власти все могут, когда хотят.