Онлайн
(Из воспоминаний очевидца)
Сасунские армяне, из опасения резни, давно уже перестали поддерживать связь с городом и укрылись в своих неприступных горах.
После 20 июня [1915] городские ворота закрылись для всех армян Мушской долины, и переходить из села в село средь бела дня стало невозможным, вследствие чего мы лишились точной информации о происходящих событиях...
23 июня 10 курдских всадников явились в нашу деревню и потребовали от сельских властей десять овец, десять мер муки и десять штук войлока.
После того как требование курдов было безвозмездно удовлетворено, один из них, по имени Тамо-Али, сказал: «Армяне! Я должен сказать вам правду. Получен приказ султана о том, что все армяне, проживающие в стране османов, должны быть безжалостно истреблены. Сильванские армяне уже вырезаны... Через четыре-пять дней и здесь начнется резня, все до едина будут истреблены, в живых не останется ни одного человека...».
Ночью 25 июня из Хасгюха нам прислали письмо, в котором говорилось: «Мрачные, черные тучи нависли над нами. Хаджи Муса-бек с 2500 всадниками и пехотой уже два дня как расположился в нашем селе...».
27 июня в село Арах ворвался ванский сотник Кямиль-эфенди во главе 200 жандармов и курдов. Всех мужчин, за исключением стариков, связали и заперли в большом хлеву. При попытке к бегству были убиты Тигран, Воскан и Каро, а Степана тяжело ранили. Жандармы разогнали женщин, собравшихся ехать в Муш для выражения своего протеста правительству. Утром 28 июня, еще до восхода солнца, Кямиль-эфенди вместе со своим отрядом направился в сторону монастыря Аракелоц, захватив с собою 55 связанных по рукам арахских мужчин. О происшедших там фактах эрзрумский жандарм Ахианд впоследствии рассказал мне следующее.
«Как только мы пришли к монастырю, Кямиль-эфенди, опершись ногой на высокий камень, приказал расстрелять армян. Мы тотчас направили дула 200 винтовок на закованных в цепи армян и открыли огонь.
Когда мы подошли, чтобы проверить, все ли убиты, один из них вскочил и, освободившись от веревок, пустился бежать в сторону Мэринского ущелья. Весь отряд, стреляя, погнался за ним. Только после долгой погони мы смогли в тесном ущелье застрелить его».
Я лично посетил место описанного преступления и собственными глазами увидел высохшие под солнцем 55 скелетов убитых.
В то время как Кямиль-эфенди вел 55 невинных молодых крестьян для принесения их в жертву на земле исторического монастыря, из Хасгюха в сторону Бердака, Араха, Деркевана и Аликрана мчались всадники, вздымая столбы дыма и пыли. Наше селение находится в 4-х километрах от Бердака и Араха и расположено на склоне высокой горы. С этой высоты мы видели все, что происходило на равнине.
Убивая жнецов, пастухов и поливальщиков полей, всадники Хаджи Муса-бека ворвались в деревню и, выгнав людей из домов, вместе со стадами скота и овец, погнали в поле, забрав с собою все их добро и имущество, вплоть до метлы.
Имея в виду неприступность гор, Хаджи Муса-бек спешил покончить с находящимися на равнине армянами, чтобы на следующий день напасть на село Аваторик.
С нами на крыше дома стоял и смотрел на все эти гнусные зрелища постоянный сборщик податей Юсуф вместе с двумя жандармами, три дня тому назад прибывшими в деревню, а также знакомый нам курд Тондо.
Юсуф испугался и попросил отправить его. Он получил собранные заблаговременно подати в сумме 3000 курушей и тотчас же уехал.
Мы попросили Тондо лично сходить в Бердак и Арах и доставить нам точные сведения о происходивших событиях. Он добрался до Бердака и, вернувшись, сообщил: «Армяне! Я не могу скрыть от вас правду, так как мы с вами часто делили хлеб и соль; найдите выход: либо вознеситесь в небо, либо скройтесь под землей,— ведь скоро не останется ни одного армянина. Если вы сейчас пойдете в село Бердак, то вам покажется, что в этой деревне наверное лет 50 никто не жил. Не уцелели даже собаки и кошки.
Увидев на улицах несколько трупов, я спросил у всадников Муса-бека о причине этого убийства. Они ответили: «Есть приказ о том, что впредь всякий, кто на земле османов произнесет имя Иисуса Христа, не Должен оставаться в живых». Они также сообщили, что всех крестьян гонят в нижние села и, запирая в амбарах, сжигают».
Таким образом, верхние села разграблены, а нижние, как, например, Норшен, Сохгом, Охунк, Унан, Крдагом и другие, превращены в пепелище.
В ночь на 29 июня в амбарах Крдагома и Унана сгорело около одной тысячи армян: женщин, детей, молодых и стариков.
В течение одной ночи подобные события происходили в разных селах... Таким образом, Мушская равнина, где в течение многих веков жил и трудился армянин-землепашец, за один только день 28 июня (10 июля), по велению правителей Энвера и Талаата, превратилась в пустыню. В результате страшного побоища погибли 75 000 безоружных и невинных армян из 105 деревень.
Об этой резне городские армяне не имели понятия. Что же происходило в городе Муше?
Через начальника полиции Безета-эфенди Серват-паша позвал к себе городских купцов, ремесленников, чиновников-армян, в том числе и главу церкви Вардана-вардапета, всего до 350 человек, и заявил:
«По неизвестным мне причинам получен приказ, что вы все должны оставить Муш и переехать в Диарбекир до окончания войны». После этих слов он передал всех их в руки жандармов. В эту ночь среди армян-жителей города началась паника. 27 июня ничего нового не было сообщено, и армяне остались запертыми в своих домах. Утром 28 июня чауш, пройдя по улицам, оглашал: «Армяне! Согласно приказу мутесаррифа-паши вы обязаны явиться в 10 ч. к канцелярии правительства вместе со своими фургонами, лошадьми, скотом, всем вашим добром и семьями для следования в Диарбекир; кто не подчинится этому приказу, будет выслан из города и имущество его будет конфисковано».
Армяне не подчинились приказу и остались в своих домах. Но несмотря на то, что сопротивление армян Мушской равнины было столь незначительным, Серват-паша приказал установить четыре пушки на городских высотах и направить их жерла в сторону армянского квартала. Во всех концах города окопались вооруженные пулеметами и винтовками войска и ждали приказа.
Утром 29 июня городские полицейские в сопровождении вооруженных жандармов двинулись в сторону верхнего квартала с целью насильственной высылки армян в неизвестном направлении. Укрывшаяся в доме Асатура-аги группа вооруженных молодых армян организовала самозащиту. Узнав об этом, Серват приказал открыть артиллерийский огонь. 12000 армян были поставлены перед фактом роковой гибели, н под градом пуль, все, как один, стали защищаться, решив умереть с честью.
Из окрестностей города двинулись войска, по пути поджигая дома. Ведя неравную борьбу, армяне отступили и сосредоточились в ущелье города. Турецким войскам помогали также городские жители-турки и только что прибывшие отряды.
Положение армян становилось все хуже и хуже. Многие из защитников погибли. Не хватало патронов. Под ядрами пушек день и ночь горели и превращались в пепел армянские дома.
Перепуганные женщины и дети, топча друг друга, бегали и прятались в подвалах домов, в ущельях. В ночь на четвертый день измученная и отчаявшаяся армянская молодежь, простившись со своими родными, попыталась выйти из окружения. Многие из них, встретившись с погромщиками, погибли, и только незначительной части удалось вырваться из кольца и скрыться за пределами города.
Ранним утром 3 июля кровожадная банда с яростью ворвалась в ущелье, где были вырезаны и сожжены десятки тысяч женщин, детей и стариков.
В городе и долине Муша не осталось ни одного живого армянина, и только среди развалин и пепелищ виднелись их почерневшие трупы.
В честь этой «победы» правительство отдало распоряжение об «отдыхе» и разрешило поделить награбленное имущество армян.
Правительство самым строжайшим образом заранее предупредило всех жителей-мусульман, что «если кто посмеет приютить у себя дома детей, женщин и девушек из армян, то при обнаружении их укрыватель будет считаться армянином и поплатится головой».
Этот приказ, проводимый под контролем сыскной полиции города, возымел свое действие. Никто из турок не посмел приютить в своем доме ни детей, ни девушек, между тем в селах курды помогали спастись бегством. От спасшихся таким путем и добравшихся до наших гор беглецов мы и услышали страшные, душераздирающие рассказы о всех тех злодеяниях, которые они видели своими глазами...
А армяне, которые каким-то чудом еще оставались в живых, бежали из отдаленных и ближайших местностей и прибывали на гору Андок (Сасун) или в Ханасар (недалеко от долины Муша). В середине июля на Андоке скопилось 45 тысяч народа, а в Ханасаре— 15 тысяч. Многочисленные курдские племена из Хианка, Баткана, Сарме, Шекудана и Быдара с начала мая ежедневно совершали нападения на Андок, но под ударами храбрых сасунцев обращались в бегство; без войск и пушек они не могли подавить сопротивление армян.
Кямиль-эфенди, после истребления армян в Арахе, приказал убить также находившихся в монастыре Аракелоц 30 сирот, старика— настоятеля монастыря, 70 человек экономок и рабочих...
1 августа на заре Кямиль-эфенди с 300 солдатами с высот Цирнкатара напал на скопившихся в горах Аваторика безоружных армян, вступил в деревню Ханасар и предал пожару 60 домов. Уцелевшие армяне разбрелись в разные стороны.
5 августа мы получили известие о том, что Казум-бек, завершив сасунскую резню, продвинулся оттуда в сторону Кана и со своими войсками переночевал в горах у села Крнка.
В тот же день со стороны долины по направлению к Ханасару выступило войско Хаджи Мусы; снялся с места и Казум-бек. В 11 ч. дня они напали на аваторикцев и еще до заката солнца в этом овраге истребили 500 человек.
С целью проведения систематических обысков для ловли и уничтожения укрывшихся в убежищах последних оставшихся армян Мурад-бек с войском в 500 человек остался в селении Семал; Кямиль-эфенди с 300 солдатами обосновался в монастыре Аракелоц, а Хаджи Муса и другие действовали там, где была надобность.
Однажды, когда Кямиля-эфенди посетил Мурад-бек, один из наших сообщил, что он вызывает меня. Когда я явился к нему, он мне сказал: «Мастер, знаешь в чем дело? Мурад-бек говорит, что женщин и детей, не имеющих мужей и отцов и осиротевших, следует отправить в сторону Диарбекира, там места теплые, пусть живут себе; те же, которые имеют мужей, останутся здесь; мастер, ты с нашими чаушами отправляйся в село и зарегистрируй таких». Приказ был немедленно выполнен; и в тот же день жандармы вывели из Араха 300 женщин и детей и увели их по дороге к Мушу.
На четвертый день в 12 часов ночи дверь нашего дома открылась, и к нам в комнату вошла какая-то женщина с испуганным лицом, распущенными по плечам волосами, в разорванной одежде и, окаменевши, удивленно уставилась на нас. Вначале я не узнал ее, но когда моя мать обратилась к ней с вопросом: «Манишак, это ты?»— я сейчас же вспомнил ее. Манишак была в числе тех женщин, которых отправили в Диар-бекир. Она села и рассказала следующее:
«Нас увели 20 жандармов и доставили на берег реки Мурад; уже вечерело, когда нас остановили и начали обыскивать. Отняли все, что нашли. Затем, заставив отойти назад, стали в нас стрелять. Объятые ужасом, поднимая крики и вопли, мы искали спасения в волнах реки Мурад.
Стоящие на берегу жандармы беспрестанно стреляли в нас. Я тоже отдалась течению и поплыла вперед, но когда стало темно, схватилась за прибрежные травы и оставалась в таком положении, пока не наступила ночь и не прекратилась стрельба. Кое-как я выбралась на берег и еле добралась сюда».
27 октября мутесарриф Шевки-паша с 22 всадниками приехал в Арах и потребовал, чтобы находившиеся там армяне немедленно зарегистрировались и отправились в Муш для принятия магометанства. Когда все собрались у дверей канцелярии местных властей, вооруженные милиционеры штыками погнали 600 пленников по дороге в Муш
По прибытии в Муш из массы пленных отобрали всех мужчин— 150 человек и увели к востоку, в Битлис, а женщин и детей угнали на запад. О дальнейшей судьбе этих шестисот пленников мы не получили никаких известий и только позже узнали, что все они были убиты. Во всех тех местностях, где армяне сдавались в плен, повторилось то же, что и в Арахе.
В январе 1916 г. в Муше не осталось в живых почти ни одного армянина, только призраки одиноких женщин и детей, голых и бездомных, тайно бродили по улицам города и курдским селам. Армянские села Сасуна были сожжены и совершенно обезлюдели. Осталось только незначительное число портных, сапожников, плотников, каменщиков, ковалей и кузнецов, которые, укрываясь в разных местах, кое-как поддерживали свое существование.
Мой сосед, 60-летний Али-ага, был очень добрый турок. В эту зиму он укрыл у себя дома и спас семь армян. Однажды я спросил у Али-аги о судьбе моих 350 соотечественников, которых Серват-паша отправил в Диарбекир. Он рассказал мне следующее: «Мастер, как раз в это самое утро я, Хаджи Халим-эфенди и Багул-эфенди сели на лошадей и поехали в село Алишхан для перегона в Муш скота, сданного Багулом-эфенди армянам для ухода.
Село было переполнено жандармами, которые сообщили нам, что 350 армян со своим предводителем заперты в саманнике. Заинтересованные этим сообщением, мы поднялись на кровлю одного домика и стали выжидать, чем все это кончится. Через полчаса сертебиб (военный врач) в сопровождении 150 жандармов подошел к саманнику, открыл дверь и приказал вывести оттуда армян.
Все они были закованы и привязаны друг к другу, и все оказались нашими знакомыми. Их привели и выстроили в середине гумна. У переднего края стоял закованный сапожник Карапет-эфенди. Страшно бледные, с помертвевшими лицами смотрели они то на землю, то на ружья жандармов. В этот момент сертебиб подошел к Карапету-эфенди, вытащил револьвер и, направив дуло прямо ему в лоб, нажал курок; однако выстрела не последовало. Тогда сертебиб вторично прицелился, но и на этот раз осечка повторилась.
Воспользовавшись этой заминкой, Карапет-эфенди с отчаянной мольбой обратился к сертебибу: «Доктор-эфенди, как видишь, бог бережет меня, давай и ты сохрани мне жизнь, не убивай меня». Но несчастный не успел закончить свою просьбу, как раздался выстрел, пуля пробила ему лоб, и он повалился наземь, Это послужило первым сигналом: стоявшие наготове жандармы тут же открыли огонь и убили всех. Эта печальная картина вызвала у нас слезы и так расстроила, что мы не могли уже присматривать за скотом и вообще заняться каким-либо делом и вернулись прямо в город».
После 15 января турки впали в уныние и о чем-то тайно перешептывались; мы узнали, что русские подошли к Хнусу и туркам грозит опасность. 27 и 28 января город переживал тревожные дни. Улицы кишели аскерами и жандармами. Люди были в трауре, из всех домов слышались проклятия и плач. Турецкие женщины с проклятиями обвиняли свое правительство и говорили: «Это— наказание за невинно пролитую армянскую кровь...».
Спустя несколько дней, когда разбредшиеся по разным уголкам беглецы собрались в Муше, я подсчитал и пришел к заключению, что из 1200 жителей, населявших несколько месяцев назад Аваторик, осталось только 8 мужчин и 12 женщин и детей, всего 20 душ.
В те дни нашей единственной надеждой было то, что Ван, Битлис, Эрзрум будут присоединены к России, что не напрасно была пролита наша кровь. Рассеянные по всему свету армяне соберутся, приедут сюда, и через несколько лет страна вновь заселится армянами, а наши потери и лишения забудутся.
Егназар Карапетян
крестьянин из селения Аваторик Мушского уезда
Архив Института истории АН Арм. ССР, ф. 1, oп. 1, д. 219, л. 24—36
по “Геноцид армян в османской империи”, под.ред. М.Г.Нерсисяна, М.1982, стр.343-351
Материал подготовила: Марина Галоян
