От Ганса Грубера из «Крепкого орешка» до профессора Снейпа в "Гарри Поттере" – у Алана Рикмана были строгие и серьезные роли, из-за которых о нем могло сложиться соответствующее впечатление. Но на самом деле этот британский актер был на редкость чутким, добрым и заботливым человеком.
Кадр из фильма «Крепкий орешек»
Правила жизни Алана Рикмана
Награды получают роли, а не актеры.
Люди издревле нуждались в хороших историях. Но история невозможна без талантливого рассказчика.
Я не люблю общаться с большинством журналистов, потому что они стремятся уместить беседу в однополосную статью и заставляют все время что-то с чем-то сравнивать.
Проблема в том, что успех слишком часто прямо пропорционален изоляции. В Лос-Анджелесе он измеряется высотой стен вокруг вашего дома и высотой самого дома. Для меня это прижизненная смерть.
Я рад, что фильмы о Гарри Поттере побудили детей к чтению. Когда мне исполнится восемьдесят, эти дети и будут моей целевой аудиторией.
Самые трогательные слова в своей жизни я услышал, выйдя однажды через служебный выход в театре. Меня встретила девушка лет семнадцати, дрожащая с головы до ног. А я только отыграл странноватую японскую пьесу, в которой танцевал танго на лестнице на фоне огромной проекции павлиньих перьев. Так вот, я спросил у девушки, в порядке ли она — подумал, может, больна или у нее паническая атака. «Да, все в порядке, — ответила она. — Просто я никогда раньше не была в театре и представить не могла, что в нем происходит такое». Я никогда не забуду этих слов. Каждый раз, когда вы думаете, что слабовато отыграли сегодняшний спектакль, помните, что в зале есть человек, для которого этот спектакль потрясающий, потому что первый в жизни.
Чем больше мы позволяем идиотам управлять нами, чем быстрее теряем контроль над собственными судьбами, тем чаще должны рассказывать друг другу истории о том, кто мы есть на самом деле и что может быть в жизни. Или не может быть? Где начинается фантазия? Это до сих пор меня волнует. Актеры — двигатели перемен.
Честно говоря, я никогда не ожидал, что сделаю карьеру в кино. Это стало приятной неожиданностью. Я просто оказался в популярном бродвейском спектакле... Америка, как многие утверждают, говорит тебе да чаще, чем Британия. Вот и меня внезапно окружили люди, всегда говорящие да.
Если бы в театре было позволено нажимать на две волшебные кнопки, при помощи первой я бы включал бегущую строку со своим текстом в конце зрительного зала, а вторая набрасывала бы на всех актеров футболки: «Вы можете мне верить, можете не верить, но сейчас я стараюсь изо всех сил».
Прелесть позднего старта карьеры в том, что ты думаешь: «Ну разве может быть что-то хуже этого?»
Настоящее искусство больше, чем человек, создавший его, и чем те, кто пытается постичь его. Знаете, я работал с Питером Бруком в Стратфорде над пьесой Шекспира «Антоний и Клеопатра». И он сказал тогда нам: «Неважно, хороши вы или плохи, вы никогда не станете лучше этой пьесы».
Во мне живет Достоевский, который считает, что я должен хоть немного быть Толстым.
Молодые люди — надеюсь, не все — перестают задавать вопросы, потому что они думают, что достаточно нажать на кнопку — и они получат все ответы. А потом они впадают в зависимость от кнопок. Меня пугают группы туристов в картинных галереях, которые смотрят не на картины вокруг, а в свои айфоны. Никто не задает вопросов. Как это преодолеть, не знаю.
Мне бы хотелось, чтобы зрители больше внимания уделяли самой истории. Что касается ярлыков, то к ним я отношусь как к ютьюбу: предпочитаю не пользоваться.
По материалам esquire.