«В 1951 г. Сталин читал статью Б. Б. Пиотровского “Урарту” (1951). Читал раздраженно, с карандашом в руках. И по всему было ясно, что взялся он за нее не просто так. Сборник “По следам древних культур”, популярный обзор достижений советских археологов, ему прислали из редакции “Правды”. Скорее всего – с умыслом и с комментариями. Другие статьи этого сборника Сталин читать не стал», – писал директор Эрмитажа Михаил Пиотровский, сын Бориса Пиотровского, выдающегося исследователя урартской культуры. Почему Иосиф Сталин оказался недоволен работой археолога и как она едва не обернулась для ученого трагедией, Михаил Борисович поведал в предисловии к переизданию главных научных трудов отца.
1 – Борис Пиотровский с сыном Михаилом, 2 – Михаил Пиотровский, 3 – Борис Пиотровский с внуком Борисом
Неудовольствие Иосифа Сталина, прежде всего, вызвало предисловие с похвалами в адрес «первооткрывателя Урарту». Михаил Пиотровский отмечает: в чем-то читатель был прав, ведь Бориса Борисовича нельзя назвать первым исследователем Урарту. Впрочем, ученый никогда этого не утверждал. Во всех своих работах Пиотровский подробно и с большим уважением рассказывал о своих учителях. Хотя, безусловно, именно благодаря проведенным им раскопкам и написанным книгам «малоизвестная древняя культура обрела почти осязаемый облик великого древнего царства с его впечатляющей историей завоеваний и поражений, с непокорными крепостями, художественным оружием, таинственной письменностью. Урарту стало важным элементом исторического самосознания советского народа как “древнейшее государство на территории СССР”». Об Урарту писали в учебниках, рассказывали в университетах, а за написанный в блокадном Ленинграде труд «История и культура Урарту» (1944) Пиотровский в 1946 году получил Сталинскую премию. Казалось, что все шло замечательно.
Борис Пиотровский и Иосиф Орбели, 1952г
«Пометки, сделанные на полях сборника могущественной рукой, ехидные “ха-ха”, подчеркивания, зигзаги и волнистые линии не оставляют сомнений: Сталин недоволен. Резкую реакцию вождя и автора трудов по языкознанию вызывает всякое упоминание в связи с Урарту Армении, армян, армянского языка, армянской культуры. Хотя таких мест в статье немного», – писал Михаил Борисович. Дело в том, что крепость Тейшебаини на холме Кармир-Блур была раскопана Пиотровским неподалеку от Еревана, да и основные урартские памятники на территории СССР находились в Армении – все это наполняло жителей Республики гордостью, а некоторые и вовсе стали считать себя потомками урартского народа.
Фрагмент урартского трона, VIII-VII вв. до н.э. Предположительно, из Топраккале (Турция). Из коллекции Метрополитен-музея
Тогда Пиотровский постарался «остудить горячие головы» работой «О происхождении армянского народа» (1946), в которой показал, что «Закавказье было лишь покоренной периферией обширного государства Урарту, поэтому все насельники его бывшей территории имеют право числить себя в ряду потомков его жителей». Проблему это не решило: к армянам присоединились грузины и турки – для них история Урарту тоже стала предысторией собственной страны. Споры эти, отмечал Михаил Пиотровский, к науке никакого отношения не имели, и его отцу нередко приходилось реагировать на самые безудержные фантазии.
Слева: Б. Пиотровский за работой с найденными во время раскопок надписями, 1962. Справа: К. Оганисян и Б. Пиотровский у кувшинов для вина. Кармир-Блур
«Но это было много позже. А тогда, в 1951 г., он невольно заочно полемизировал с самым могущественным человеком страны – Сталиным. Говорят, что в последние годы жизни интернационалист и противник национализма Сталин вернулся душой к своим национальным истокам и начал постепенно превращаться в грузинского шовиниста. На первый взгляд в это трудно поверить, но тому есть немало свидетельств. Как известно, всякий национализм основан на враждебном отношении к другим. В этом смысле армянские претензии на Урарту могли вполне пригодиться как самому Сталину, так и тем, кто подпитывал его эмоции.
Вот только текст статьи Б. Б. Пиотровского не подходил для таких целей. Он был увлекателен по своей археологической сути, но достаточно сух и сдержан в части научных выводов. Анализируя карандашные ремарки и пометки Сталина, сделанные по ходу чтения статьи об Урарту, можно увидеть любопытную динамику реакции облеченного высшей властью читателя. Сначала каждое упоминание армянских связей с Урарту вызывало эмоциональный протест, затем эмоции нарастали, однако, поскольку “криминальные” выводы так и не обнаружились, замечания в конце статьи стали сдержанными, строгими и как бы полемизирующими с оппонентами-экстремистами. Могущественный читатель-вождь успокоился, а издатель и комментатор сталинских заметок облегченно вздохнул: “Уф-ф! Пронесло!”» – делился Михаил Борисович.
Реконструкция изображения на стене дворца царя Аргишти I (Эребуни)
По его словам, эти материалы стали известны относительно недавно, поэтому трудно отстраниться от собственной эмоциональной реакции на них. «Все было на грани, все могло обернуться трагедией», – писал директор Эрмитажа. Пиотровский предположил, что отца спасла не только смерть Сталина в 1953 году, но и умение делать верные шаги. В начале 1950-х и карьера, и вообще судьба Бориса Пиотровского висела на волоске, в том числе и потому, что археолог был любимым учеником Николая Марра – «одного из главных отечественных исследователей Урарту, которых своими пометками на полях и “защищал” Сталин». Однако ссылки на научную литературу помогли Пиотровскому не только предотвратить трагедию, но и выйти из ситуации победителем.
Борис Пиотровский. Ленинград, 1986
«Самая чистая наука часто оказывается важным элементом политической жизни и ее серьезным индикатором. Строгая научность и научная сдержанность сами по себе уже важная политическая позиция. А то, что сделали Б. Б. Пиотровский и его коллеги, советские археологи, имеет особое политическое значение», – отметил, подводя итог, Михаил Борисович, предположив также, что на сборник «По следам древних культур» Сталин обратил внимание все же не без помощи коллег-археологов.