«Жизнь упряма и цепляется за нас тем сильнее, чем мы больше ее ненавидим»: трагедии в жизни Мэри Шелли, написавшей историю о Франкенштейне

Английская писательница Мэри Шелли прославилась как создатель романа «Франкенштейн, или Современный Прометей». Ее произведение было написано на спор и положило начало новому литературному жанру – готический роман. В голову героя писательница «вложила» свои мысли и переживания, возникшие вследствие ее непростых жизненных перипетий. Ее собственная биография во многом сравнима с героем ее книги – доктором Виктором Франкенштейном: она собрана из счастливых моментов, печальных неурядиц и трагических событий. Ведь Мэри Шелли – женщина, похоронившая мужа (поэта Перси Биши Шелли), отца и мать, четверых детей и двух сестер, но до самого конца верившая в силу творчества и таланта.

Мэри Шелли

Будущая писательница родилась в Лондоне в 1797 году. Ее мать умерла спустя 11 дней после появления на свет Мэри, поэтому воспитанием девочки занималась старшая сестра Фанни. Когда Мэри исполнилось 16 лет, она познакомилась с поэтом Перси Шелли. Несмотря на то, что Перси был женат, он влюбился в юную девушку и уговорил ее сбежать из отчего дома во Францию. Вскоре деньги закончились, и влюбленным пришлось вернуться домой. Отец Мэри был возмущен поступком дочери.

Перси Шелли

В 1817 году жена поэта утонула в пруду. После этого Перси и Мэри официально поженились. Дети, которых рождались у Мэри, умирали один за другим, приводя ее в отчаяние. Выжил только один сын. Разочарование в семейной жизни породили в Мэри Шелли такие чувства, как одиночество и отчаяние. То же самое потом будет испытывать ее герой-монстр, отчаянно нуждающийся в понимании окружающих.

Перси Шелли водил дружбу с более известным поэтом Джорджем Байроном. Однажды Мэри Шелли, ее муж и лорд Байрон, находясь на отдыхе у Женевского озера, собравшись вокруг камина дождливым летним вечером, разговаривали на литературные темы. В конце концов они поспорили, кто напишет лучшую историю о чем-то сверхъестественном. С этого момента Мэри начала создавать историю о монстре, ставшую первым в мире готическим романом.

Страница из рукописи Мэри Шелли «Франкенштейн»

Позже в своих воспоминаниях писательница признается, что идея о написании «Франкенштейна» привиделась ей во сне:

«Мне привиделся бледный учёный, последователь оккультных наук, склонившийся над существом, которое он собирал воедино. Я увидела омерзительного фантома в человеческом обличии, а потом, после включения некоего мощного двигателя, в нём проявились признаки жизни, его движения были скованы и лишены силы. Это было ужасающее зрелище; и в высшей степени ужасающими будут последствия любых попыток человека обмануть совершенный механизм Творца».

«Франкенштейн, или Современный Прометей» был впервые опубликован в 1818 году анонимно, т. к. редакторы и читатели предвзято относились к женщинам-писательницам.

Только в 1831 году Мэри Шелли подписалась своим именем под романом. Муж Мэри и Джордж Байрон были в восторге от произведения женщины, она выиграла спор.

Позже она описывала то лето в Швейцарии как период, «когда я впервые перешагнула из детства в жизнь». Умерла Мэри Шелли 1 февраля 1851 года.

Кадр из фильма «Франкенштейн», 1931г

Уже несколько десятилетий подряд история о Франкенштейне не теряет своей популярности. Кинорежиссеры частенько обращаются к этому образу, а сам роман разобран на цитаты, самые знаковые из которых приводим ниже:

◆ Жизнь упряма и цепляется за нас тем сильнее, чем мы больше ее ненавидим.

◆ Почему человек так гордится чувствами, возвышающими его над животными? Они лишь умножают число наших нужд. Если бы наши чувства ограничивались голодом, жаждой и похотью, мы были бы почти свободны; а сейчас мы подвластны каждому дуновению ветра, каждому случайному слову или воспоминанию, которое это слово в нас вызывает.

◆ Неизвестность в тысячу раз хуже самого страшного несчастья.

◆ Ничто так не успокаивает дух, как обретение твердой цели — точки, на которую устремляется наш внутренний взор.

◆ Совершенный человек всегда должен сохранять спокойствие духа, не давая страсти или мимолетным желаниям возмущать этот покой.

◆ Друзья дет­ства, даже ког­да они не пле­няют вас исклю­чи­тель­ными дос­то­ин­ствами, имеют над нашей душой власть, какая ред­ко дос­та­ет­ся друзь­ям поз­дней­ших лет. Им известны наши детские склонности, которые могут впоследствии изменяться, но никогда не исчезают совершенно; они могут верно судить о наших поступках, потому что лучше знают наши истинные побуждения.

◆ Плох тот химик, который не интересуется ничем, кроме своего предмета.

◆ Нет в жизни ничего переменчивее наших чувств.

◆ Людям свойственно ненавидеть несчастных.

◆ Ничто так не тяготит нас, как наступающий вслед за бурей страшных событий мертвый покой бездействия – та ясность, где уже нет места ни страху, ни надежде.

◆ Если ваши занятия ослабляют в нас привязанности или отвращают вас от простых и чистых радостей, значит, в этих занятиях наверняка есть нечто не подобающее человеку.

◆ Я с вами согласен, мы остаемся как бы незавершенными, пока некто более мудрый и достойный, чем мы сами, - а именно таким должен быть друг, - не поможет нам бороться с нашими слабостями и пороками.

◆ Книги и уединение возвысили твою душу и сделали тебя требовательной; но ты тем более способна оценить необыкновенные достоинства этого удивительного человека.

◆ Для исследования причины жизни мы вынуждены сперва обращаться к смерти.

◆ Не стану описывать чувства тех, у кого беспощадная смерть отнимает любимое существо; пустоту, остающуюся в душе, и отчаяние, написанное на лице. Немало нужно времени, прежде чем рассудок убедит нас, что та, кого мы видели ежедневно и чья жизнь представлялась частью нашей собственной, могла уйти навсегда, – что могло навеки угаснуть сиянье любимых глаз, навеки умолкнуть звуки знакомого, милого голоса. Таковы размышления первых дней; когда же ход времени подтверждает нашу утрату, тут-то и начинается истинное горе. Но у кого из нас жестокая рука не похищала близкого человека? К чему описывать горе, знакомое всем и для всех неизбежное? Наступает наконец время, когда горе перестаёт быть неодолимым, его уже можно обуздывать; и, хотя улыбка кажется нам кощунством, мы уже не гоним её с уст.

◆ Даже человек средних способностей, упорно занимаясь одним предметом, непременно достигнет в нем глубоких познаний.

◆ Мы стоим на пороге множества открытий, и единственной помехой является наша робость и леность.