Онлайн
Грант Матевосян печататься начал с 1959 года, а опубликованный в 1961 году очерк «Ахнидзор» стал предвестником появления своеобразного и яркого писательского дарования, призванного открыть новую страницу в истории армянской прозы.
Армянское село – это мир, которому он отдал предпочтение, но этот «маленький уголок» в произведениях писателя живет и дышит ритмами большого мира. Затерянное в лесах армянское село Цмакут под пером Матевосяна становится своеобразным центром всего мира. Герои Гранта Матевосяна – простые, обыкновенные люди. Но в их внутреннем мире, в их индивидуальном и общественном статусе писатель умеет найти вечные общечеловеческие и гражданственные ценности.
"Когда я читаю об армянских событиях, я представляю себе, что сейчас испытывает Матевосян. Вот так, через любовь к этому человеку, у меня появились какие-то армянские черты”, - писал о нем Сергей Довлатов.
Мы и наши горы
Иносказательная притча о взаимоотношениях города и деревни, власти и человека, советского и национального.
К нескольким пастухам и сенокосцам, работавшим в горах, приблудились четыре черных барана. Ишхан, пастух большого стада овец, предложил зарезать две овцы под шашлык. Когда пастухи сели есть, вместе с ними ел и хозяин овец, Реваз, не подозревавший, что это его овцы. После того как пропажа обналужилась, пастухи заплатили ему за овец, и он отправился домой. Казалось бы, все уладилось, но жена Реваза вызвала лейтенанта, сообщив о пропаже овец. Когда лейтенант пришёл домой к Ревазу, тот долго отказывался от показаний, а потом наконец сказал, что продал овец.
Лейтенант решил разобраться и отправился в горы к пастухам. Пастухи объяснили ему ситуацию, и лейтенант ушёл, но сидя у кабинета старшего следователя, он услышал одну историю с похищением кольца. Вызвав Ишхана в кабинет, лейтенант стал его допрашивать. Ишхан, рассказав все как было, подписал протокол и ушёл. Следующими были допрошены Авак и Завен. Когда лейтенант вызвал на допрос Павле, тот не явился и рассерженный лейтенант вновь пришёл в горы. После словесной перепалки дело чуть не дошло до драки. После того, как обстановка разрядилась, пастухи сами инициировали суд, допрашивая друг друга…
Цитата
Автономная республика пастухов
В школе не было постоянного учителя немецкого языка. Девушки из института, которых направляли сюда, через полгода-год забрасывали губную помаду, разглядывая себя в зеркале, с отчаянием отворачивались и, собрав пожитки, в слёзах покидали село. В оправдание себе они говорили:
— Разве это жизнь? В кино в папахах сидят, дымят, горланят…
И однажды директор школы сказал счетоводу:
— Ты был ведь на фронте?
— Сам знаешь, без ноги вернулся.
— Я не про то. Немецкий ведь знаешь?
— Как же, два года в плену был.
— Детей немецкому обучать сможешь?
— Да буквы вроде бы подзабыл…
— Не беда, приходи, вместе вспомним.
Геноссе Манукян вспомнил буквы, и с тех пор выпускники школы на вступительных экзаменах в городе по немецкому получали «пять».
Буйволица
Весна и прирда порождают в домашней буйволице страстное желание найти буйвола, чтобы продолжить свой род, и, поэтому, она уходит с родных пенат. Целая горсть обстоятельств мешает ей достичь своей цели. И вот она, почти смирившись со своей долей и разочарованная неудачами, приходит к чужим людям, которые смотрят на буйволицу только как на продовольственный источник...
Цитата
— Да ведь тебя на мясопродукты сдали, откуда ж ты снова тут взялась?
Буйволица взревела, сорвалась и пошла по свежей борозде.
— Нет, — сказал пахарь, — это не тебя мы на мясопродукты сдали. Ты буйвола, я вижу, ищешь.
Бедная скотина, — пожалел её пахарь, — как раз буйвола-то и погнали на мясопродукты.
Когда одноглазый выбрался из лужи — он учуял запах своего племени и сразу же вслед за этим услышал грустный зов этого племени.
Хлеб и слово
Повести о жизни и труде армянского села, о молодежи, уходящей в город, приобщении ее к новой, городской жизни и переосмыслении моральных и иных ценностей деревенской жизни.
Цитата
Конь мой, конь
Нет, каков был этот мир,а? Мать раз и навсегда распростилась со своими мечтами о городе и хотела жить добротно, как настоящая крестьянка…
— Рафик, честное слово, позвоню сейчас в райцентр, милицию вызову! Рафик, честное партийное! — кричал директор. Кто-то пробил конец перемены, и нам было в высшей степени трудно высидеть урок химии. И нашей учительнице химии тоже было в высшей степени трудно высидеть этот урок, ещё часом увеличивающий степень её невежества и беспомощности. Вот если бы её директор муж сумел сделать так, чтобы и зарплату она получала, и уроков не проводила. Она ненавидела нас, и мы ненавидели её, потому что понимали, что каждый такой урок этой толстухи портит нам что-то очень важное в нашем будущем. Где-то примерно посредине урока в наставшем на минуту молчании мы услышали шум женских голосов на улице и лай собак. Мы повскакали с мест, высыпали из класса и бросились к картофельному полю. Перемахнули через обвалившийся плетень, спустились в овраг, поднялись на холм и в соседнем овраге увидели склонившихся и хлопотавших вокруг Сено женщин, а мой Младший дядя медленным шагом направлялся к лесу. Его широкая спина то показывалась между кустарников, то пряталась за деревьями и была безучастна к поднятой женщинами возне. «Поглядите на этого тбилисца, поехал в Тбилиси, людей научился убивать», — по очереди повторяли все женщины. И правильно делали — мой Младший дядя не желал замечать ни одной женщины в селе, а женщины были. Они зажигали огонь в очаге, тушили его, тесто месили, детей рожали, стирали, варили. Подумаешь, Тбилиси! Упёрся в свой Тбилиси.
Оранжевый табун
Цитата
Кобыла поймать себя не дала. Она испытала когда-то седло и знала цену свободе. Мы отправились за ней, человек двадцать, и она поняла, что это за ней, что столько народу не стали бы терять время из-за какой-нибудь обыкновенной паршивой лошади. И то, что её непрерывно старались загнать в табун, — в этом она тоже видела недобрый знак, и её бросало от этого в дрожь. Она не позволяла загонять себя в глубь табуна. Мы её старались прижать к стене толстых крупов, и она делалась дрожащим комком нервов. Она кружила вокруг табуна и ещё не знала, кого затопчет, когда станет убегать. Поджав бока, напружив шею, она с тяжёлым ржаньем кружила, касаясь плотной стены крупов. Её медный хвост лился вниз, и грива била по шее мелко и дробно. И её чуткие, настороженные уши улавливали все наши намерения. Передние ноги убегали из-под неё вбок, вбок, и вечный зелёный покров земли под её ногами сколупывался. Она установила для себя круг на некотором расстоянии от табуна и двигалась по этому кругу, и круг этот темнел и темнел. Так продолжалось десять минут, потом двадцать, потом полчаса, потом мы приблизились — она подобралась, мы подошли ближе — она вся сжалась, напряглась, оторвалась от стада — и понеслась. И то, что она убежала, укрепляло в нас желание поймать её, не отпустить. И мы мысленно представляли себя ловцами, а её — вероломной беглянкой.
Материал подготовила: Марина Галоян
